В Европу тюльпан попал в 1554 году и прежде всего в Аугсбург, куда первые его луковицы прислал германский посол при турецком дворе Бусбек.
Впервые он увидел тюльпан во время одной из поездок по стране.
В своих путевых заметках, написанных на латыни, он отметил: “Проскучав день в Адрианополе, мы двинулись дальше, чтобы добраться до уже близкого Константинополя.
В пути нам везде встречалось множество нарциссов, гиацинтов и цветов, которые турки называют “тулипам”.
Мы очень удивлялись этому, так как была середина зимы — время года, неблагоприятное для цветов.
В Турции цветут в изобилии нарциссы и гиацинты, их прекрасный аромат настолько силен, что с непривычки начинает болеть голова.
Тюльпан же совсем не пахнет или издает только очень слабый аромат- Турки тщательно ухаживают за этими цветами.
При всей их расчетливости им ничего не стоит уплатить большие деньги за особенно красивый цветок”.
Филологи до сих пор по-разному трактуют названия этого растения.
Хельмут Геельхаар в книге “Тюльпаны в саду” отмечает, что приписанные туркам первоначальные названия тюльпана “тулипам”, “тулибент”, “тульпант” профессор ботаники Сольмс-Лаубах относит за счет ошибок при переводах.
По мнению Сольмса-Лаубаха еще одно название тюльпана “долбенд” — “это персидское слово, означающее головной платок, подобный тому, который носят турки”.
От этого слова, как считает Хельмут Геельхаар, происходит и европейское “тюльпан”, причем переводчик Бусбека именно так описывал этот цветок.
Таким образом, название головного убора, похожего на бутон тюльпана, было использовано для обозначения нового цветка не турками, а европейцами.
Через несколько лет после появления в Аугсбурге тюльпаны в большом количестве уже украшали чудные сады знаменитых средневековых богачей Фуггеров.
Там этот цветок впервые увидел и описал как замечательную редкость знаменитый швейцарский ботаник и врач Конрад Гесснер.
Постепенно тюльпан распространился по разным странам Европы.
Венецианские купцы привозили в Европу все большее и большее количество луковиц из турецких цветников, а известный ученый Клюзиус способствовал распространению тюльпана, рассылая друзьям семена и луковицы.
Он посылал тюльпаны из Вены в Англию, а позднее привез их в Нидерланды.
Клюзиус так увлекся тюльпаном, что стал собирать все известные в то время его сорта.
Его примеру последовали многие богатые венские садоводы, начавшие выписывать за громадные деньги луковицы из Турции.
Увлечение это было дорогостоящее и позволить его себе могли только состоятельные любители цветов.
Великий курфюрст Бранденбургский Фридрих Вильгельм собрал громадную для своего времени коллекцию в 216 сортов. Позднее, в 1740 году, страстно увлекавшийся тюльпанами маркграф Баден-Дурлаха собрал коллекцию в 360 сортов, а у графа Паппенгейма количество сортов в коллекции доходило до 500.
В моду вошел обычай давать новым сортам имена коронованных особ и других выдающихся лиц, а также названия городов.
Среди любителей тюльпанов в других странах были Ришелье, Вольтер, австрийский император Франц II и особенно французский король Людовик XVIII.
Одно время в Версале даже устраивали прекрасные тюльпанные праздники.
Там собирались все знаменитые любители цветов и садоводы своего времени и выставляли свои редкости и новинки.
Одной из обширнейших и отборнейших коллекций начала XIX столетия была коллекция знаменитого французского композитора Э. Мегюля, который любил тюльпаны необычайно.
Но нигде увлечение тюльпанами не достигало таких масштабов, как в Голландии: этот безобидный цветок буквально свел голландцев с ума.
В бюргерских домах маленькой, но чрезвычайно богатой Голландии накапливались огромные состояния. Расцвели изящные искусства.
Именно в то время создавали свои шедевры Ван Дейк, Франц Хальс, Рембранд, Рубенс.
Полнокровная жизнь, изображенная на полотнах великих мастеров, стала повседневной не только в богатых дворянских кварталах.
Разбогатевшие купцы ни в чем не хотели уступать благородному дворянству.
Один стремился превзойти другого не только богатым домом и одеждой, но и привлекательной клумбой тюльпанов.
Стало хорошим тоном украшать свой сад изысканными цветами, и прежде всего — тюльпанами, которые оказались исключительно модными.
Селекционеры выводили новые сорта тюльпанов, а любители цветоводства охотились за цветочными луковицами.
Спрос на привлекательные цветы постепенно увеличивался, но цены тем не мене оставались в разумных пределах.
И вдруг в 1630 году все изменилось: голландцы стали разводить тюльпаны в огромных количествах, а торговля луковицами тюльпанов оказалась весьма прибыльной.
Голландские коммерсанты старались всячески поддержать эту новую отрасль промышленности, тем более, что для выращивания тюльпанов климатические и почвенные условия оказались очень благоприятны.
Торговля шла настолько хорошо, что, голландские торговцы скупали даже луковицы тюльпанов, выращиваемых в монастырских садах соседней Бельгии.
Вскоре цены на цветы стали искусственно завышаться, а ситуация, которая за этим сложилась, вошла в историю под названием “тюльпаномании”.
Центрами ее оказались города Амстердам, Утрехт, Алькмар, Лейден, Вианен, Энкхойзен, Харлем, Роттердам, Горн и Меденблик.
Если раньше голландские цветоводы обменивались или продавали луковицы по приемлемой цене, то с 1634 года в ход событий вмешалась спекуляция.
Чтобы придать ей профессиональный характер, луковицы стали продавать с помощью аптекарских весов на крупных аукционах, используя особые меры веса, так называемые “ассы”.
К тому времени биржа существовала уже полтора века, а акции — около 30 лет, поэтому приемы и трюки биржевой спекуляции были очень быстро освоены ловкими дельцами и в торговле тюльпанами.
Вместо того, чтобы украшать клумбы, цветы превратились в объект спекуляции.
Почти все население Голландии ринулось в водоворот спекуляции.
В книге “Взлет и падение флоры”, вышедшей в 1643 году, рассказывается, что тюльпаноманией были поражены ремесленники и моряки, швеи и прачки, крестьяне и разносчики торфа, слуги и служанки, мелочные торговки и трубочисты, купцы и дворяне, а также торговцы глиняными горшками и деревянными ящиками.
Курс тюльпанов быстро шел на повышение и притягивал все новых и новых покупателей, желавших разбогатеть быстро и не прикладывая рук.
Для торговли луковицами существовали особые помещения и особые дни, где собирались продавцы и покупатели и договаривались относительно цен.
В эти биржевые дни помещения заполняла многотысячная пестрая толпа, состоящая из всех слоев населения, всех, у кого был хоть грош за душой.
Те, у кого не было наличных денег, тащили драгоценности, одежду, отдавали под залог дома, земли, стада, лишь бы приобрести заветные луковицы и перепродать их за более высокую цену.
А цены на тюльпаны поднимались непрерывно, и за одну луковицу можно было получить огромную сумму — 2500 гульденов.
По тем временам за эту цену можно было купить два воза пшеницы, четыре воза сена, четырех откормленных быков, столько же откормленных свиней, дюжину взрослых овец, четыре бочки пива, две бочки сливочного масла, 500 килограммов сыра, кровать, костюм и серебряный кубок!
В это было бы трудно поверить, если бы не было документального подтверждения в ходе биржевой операции.
Один из городов пустил в оборот тюльпаны общей стоимостью в 10 миллионов гульденов!
В такую же сумму на бирже оценивалась вся движимость и недвижимость Ост-Индской компании — самой мощной колониальной монополии того времени.
Немецкий исследователь П. Н. Мартин в книге “Борьба за “быстрые деньги” очень верно определяет сложившуюся в то время ситуацию в Голландии: Голландия сорвалась с цепи.
В водовороте спекуляции каждый преследовал только одну цель: охоту за прибылью.
Деревенские постоялые дворы превратились в набитые тюльпанами биржи.
Н. Ф. Золотницкий отмечает, что, кроме этого, в своего рода миниатюрные биржи были превращены все трактиры, кабаки и пивные, а любители азартных игр из игроков в карты и в кости превратились в игроков в тюльпанные луковицы.
Каждая выгодная сделка заканчивалась пирушкой.
Вскоре до тюльпанов добрались юристы, создавшие наспех правила и законы торговли цветами. Появились пронырливые адвокаты, толковавшие эти правила и законы.
Целая армия таких специалистов и писцов занималась оформлением многочисленных сделок. События развивались стремительно.
Вскоре появилось нечто вроде цветочного биржевого бюллетеня. Такие сорта, как “Адмирал ван Эйк” и “Адмирал Лифкен” были признаны лучшими для капиталовложений, но доступны были лишь богатым.
Люди победнее довольствовались менее известными сортами.
Вскоре дело дошло до азартной биржевой игры: вместо луковиц новых сортов стали выдавать расписки в том, что их владельцы имеют право на приобретение этого нового сорта.
Эти расписки перепродавали по более высокой цене другим, другие — по еще более высокой цене следующим, и так далее.
В результате этих цепочек перепродаж цены на запроданные сорта доходили до невероятных размеров.
Игру подогревали счастливые случайности: за недорогую расписку кто-то действительно получал редкостные сорта, которые затем удачно продавал.
Игра вовлекала все новых и новых простаков и достигла огромных масштабов: в то время по руками обывателей, желавших попытать свое счастье, гуляло более 10 миллионов таких тюльпанных расписок.
Оформление крупных торговых контрактов сопровождалось пышными приемами с обилием яств. Не обходилось и без курьезов.
Анекдотичное происшествие приключилось с одним боцманом, который в разгар тюльпанного бума был за какие-то услуги приглашен в дом к богатому купцу на обед.
Вернувшись из долгого дальнего плаванья и ничего не зная о спекуляциях луковицами тюльпанов, вместе с селедкой и кружкой пива он откушал один особо дорогой экземпляр, незадолго до этого приобретенный хозяином на аукционе.
Чем закончилась эта история неизвестно, но, чтобы как-то компенсировать горькую потерю, потерпевшие требовали или тюремного заключение или штрафа до 4 000 гульденов.
Были и печальные истории, когда некоторые коллекционеры, одержимые желанием обладать единственным в мире экземпляром какого-нибудь сорта, приобретали за огромнейшую сумму второй экземпляр, а потом уничтожали его.
Но хроники повествуют и о благородных поступках: отцы города Алькмара устроили в пользу сиротского дома распродажу на аукционе 120 луковиц тюльпанов.
Спекулянты заплатили за них 90 тысяч гульденов.
Финансовая игра на тюльпанах все больше подчиняла себе остальные дела страны.
Купцы за бесценок сбывали свои товары, чтобы за вырученные деньги купить луковицы тюльпанов.
Даже беднейшие из бедных объединялись в клубы для участия своими скромными средствами в покупке луковиц.
Оптимизм в стране не знал границ, и каждый держался за свои тюльпаны в надежде вскоре получить за них огромное состояние.
И вдруг так же неожиданно, как пришла эта спекулятивная лихорадка, последовал и ее крах.
Он начался с того, считает П. Н. Мартин, что некоторые купцы стали делать попытки превратить свои тюльпаны в золото.
Торговые сделки стали проходить не так гладко, как раньше.
Предложение резко превысило спрос, и беспокойство молниеносно охватило биржи.
Особенно скверно пришлось тем, кто спекулировал в кредит: цены на луковицы постоянно падали, а они должны были платить долги и проценты.
Разразилась паника: никто не хотел покупать тюльпаны, несмотря на большие рекламные собрания, организованные профессиональными торговцами, на которых они убедительно доказывали, какой высокой ценностью обладают тюльпаны.
Наконец голландское правительство положило конец этой опасной спекуляции, достигшей колоссальных размеров.
Голландские генеральные штаты, собравшись 27 апреля 1637 года в Харлеме, издали закон, по которому всякие сделки по луковицам тюльпанов были признаны вредными и всякая спекуляция по ним отныне строго каралась законом.
Тюльпаны вновь стали тем, чем они были — обычными садовыми цветами, служа лишь для услаждения взора.
Отрезвленная от тюльпанового угара Голландия долго переживала его последствия.
Так закончилась эта не имеющая аналогов в истории цветоводства биржевая игра на цветах.
Утратив всякое значение для спекулянтов и любителей легкой наживы, тюльпан продолжал играть важную роль в эстетике.
Культ тюльпана отразился и на всемогущей во все времена моде: дивные рисунки тюльпанов покрывали материи, изображения этих цветов ткались на самых дорогих брабантских кружевах.
Важную роль сыграл тюльпан в голландской живописи: он привлекал внимание выдающихся художников того времени и послужил толчком для образования целых школ рисования цветов.
Впоследствии тюльпан оставался предметом как восхищения, так и порицания у поэтов и писателей Франции.
Вспомните знаменитый роман“La Tulipe noire” (“Черный тюльпан”) Александра Дюма-отца.
А вот в Германии тюльпан не пользовался почитанием. Н. Ф. Золотницкий писал о том, что немцы всегда были как-то холодны к тюльпану и в насмешку прозвали безобразную пивную кружку “Тульпе”.
А в Англии к тюльпану относились поэтично: в сказках эти цветы служили люлечками для маленьких эльфов и других фантастических крошечных существ.
В Девон-шире известна сказка о феях, которые, не имея колыбелек для своих малюток, укладывали их на ночь в цветы тюльпанов, где ветер качал и баюкал их.
Как-то раз одна женщина вышла ночью с фонарем в свой сад, где росло много тюльпанов, и увидела в них несколько прелестных крошек.
Она была настолько восхищена этим необычайным зрелищем, что в ту же осень высадила в своем саду еще больше тюльпанов, и вскоре этих цветов оказалось вполне достаточно для того, чтобы разместить в них малюток всех окрестных волшебниц.
Светлыми лунными ночами женщина отправлялась в сад и часами любовалась, как эти крошечные создания сладко спят в атласных чашечках тюльпанов, покачиваемые легким ветерком.
Сначала феи тревожились, чтобы эта незнакомая им женщина не причинила какого-нибудь зла их малюткам, но потом, видя, с какой любовью она к ним относится, успокоились и, желая отблагодарить ее за такую доброту, придали ее тюльпанам самую яркую окраску и чудный, как у роз, запах.
Они благословляли эту женщину и ее дом, и она пользовалась полным успехом во всем до самой своей смерти.
Когда она умерла, то дом и сад унаследовал один ее очень скупой родственник.
Корыстолюбивый и бессердечный, он прежде всего уничтожил сад, считая, что цветы выращивать невыгодно, и развел огород, засадив его в основном петрушкой.
Такой грубый поступок вызвал сильное раздражение фей, и каждую ночь, как только наступала полная темнота, они слетались из соседнего леса и плясали на овощах, вырывая их, ломая корни и засыпая пылью их цветы.
На протяжении нескольких лет овощи не могли расти на этом огороде, так как только появившись, были тут же истрепаны и изорваны в клочья, между тем как могила, где была похоронена бывшая благодетельница фей, всегда чудно зеленела и была покрыта роскошными цветами, а великолепные тюльпаны, росшие у самого ее изголовья, цвели и благоухали до глубокой осени, когда все другие цветы уже увядали.
Так прошло несколько лет. На смену скупому, появился еще более черствый, совсем не имевший ни малейшего понятия о красоте, родственник.
Он вырубил все окрестные леса, могилу совсем забросил: она была затоптана, а тюльпаны вырваны.
Феи покинули это место, и с того времени все тюльпаны потеряли свою выдающуюся окраску и аромат и сохранили их лишь настолько, чтобы не быть совсем заброшенными садовниками.
